Дмитрий Ольшанский: Драма "Мемориала"

Драма "Мемориала" - организации с вообще-то очень благородной, почтенной изначальной целью, - состоит ровно в том же самом, что и драма всех коллективных сущностей, созданных в России интеллигенцией тридцать (или чуть больше) лет назад.

В то время, как во всех странах Восточной Европы и республиках бывшего СССР местная интеллигенция играла роль интеллектуального цемента нации и государства, создавала и развивала тот, извините за выражение, нарратив, в рамках которого возникли все тамошние суверенитеты, - наши "мемориалы" отправились в прямо противоположную сторону.

Они стали политическим и культурным голосом потомков раннесоветской мультиэтнической общности, чьи предки начали свое социальное восхождение с революционного террора, а потом, после отрешения от власти в середине прошлого века, ушли в благополучно-кухонную и либеральную фронду новому поколению советских правителей славянского корня. 

То есть они - вместо того, чтобы стать представителями нации, - стали представителями секты, тогда как общенациональный политический миф в двадцать первом веке был произведен властью без интеллигенции, и на материале неосоветской ностальгии.

"Мемориал" и Ко пытались сделать главным героем исторической памяти расстрелянного в Коммунарке красного комиссара или космополитического московского интеллигента (иногда это и вовсе одно и то же) вместо умершего от голода в спецпереселении русского крестьянина - и в результате Россия проявила глухое равнодушие к этому делу, а героем страны стал советский маршал-певец-космонавт.   

Теперь их зажимают и репрессируют как подозрительных сектантов, а ушедшая другой дорогой нация видит себя продолжением воображаемого СССР.

Была ли в эти тридцать лет у интеллигенции какая-то альтернативная политика, которой она пренебрегла? 

Если говорить об этом не абстрактно-теоретически, а исходя из психологии тех людей, которые у нас есть, - ее не было. 

Русская интеллигенция эмигрировала или была уничтожена как внятное целое Советской властью, а тому, что возникло вместо нее, невозможно сочинить другую родословную и другую коллективную память.

Кровь не вода, мне ли не знать. У меня в семье была и русская коллективизация, и опальная коммунистическая номенклатура, - и я всех помню и всех люблю. 

Но у меня хватает здравого смысла, чтобы понимать: в основу мира вокруг меня не надо пытаться закладывать именно номенклатуру.